Что такое первый лифчик? Это не одежда, это предмет инициации, так же, как свадебное платье. О нет, на нём нельзя экономить, выбирать его нужно тщательно, трепетно, с уважением к девочке, которая уже раскрывается в девушку. Это праздник: серьёзный и торжественный, уберите скептические улыбки, не надо.
Еще двадцать лет назад всё происходило не так: нежную тёплую девочковость не считали чем-то трогательным и важным. Хозяйка, молодая самка, помощница — вот каких ролей ждали от девочки, которая вчера была ребенком, а завтра станет девушкой. В то время очень обращали внимание на размер груди. Не по годам большая? Хорошо, это нравится мальчикам, красавица. Маленькая? Не переживай, родишь — вырастет. Только между социальных ролей, вечная игра в дочки-матери, непрекращающийся магазин, в котором нужно нравиться... Самоценность девочек таяла на глазах и они, потерявшиеся и неуверенные, влезали на неудобные каблуки и красили реснички, пихали в лифчик носки и вату, надевали увеличивающий пуш-ап... За лифчиком окружающие могли предположить только грудь, но не душу, которая застенчиво озирается в меняющемся теле, пытается найти тропинку, которая выведет на дорогу, о которой мечтает робкими мазками мыслей...
Родители редко подходили: взрослая, разберется. А когда подходили, было уже поздно — в душе каждой девочки однажды закрывается комната, в которую больше не пустят маму. Комната с зеркалами для маминых реакций, с местом для разговоров о простом, которое почему-то стыдно, с чемоданом важной ерунды.
И вот, она, еще не девушка, но уже не девочка, стоит у большого зеркала в примерочной, поправляет бретельки на своих нежных плечиках, мягкие бутоны её груди прикрывает ткань первого бюстгальтера. Немного волнительно. А там, за лифчиком, душа.
Пройдут годы, однажды, кто-то незнакомый, первый раз расстегнет её лифчик. Тонкая вещица юркнет вниз, делая её душу беззащитней. Ну как? Нравится? Погладь меня. По волосам, по груди, по чувствам — они никак не успокоятся.
Вскоре девушка понимает, что грудь — это нечто ценное, этим можно дразнить, манипулировать, обольщать. Это её право собственности на некоторое внимание. Ощущение соблазнительное, но дырявое: где тот, кто оценит её мысли, переживания, красивые черты характера... Но что ж, начнём с груди, а за ней ведь душа.
Девушки, недовольные своим телом, своей грудью, к этому возрасту уже приняли её, как свой маленький изъян. Как тройку по физкультуре в пятёрошном аттестате.
Но однажды придёт день... Может быть, женщине будет двадцать пять, может, тридцать пять, может сорок пять... Этот день не зависит от возраста, только от обстоятельств и готовности к нему. Итак, придёт день, а с ним и человек, который рассмотрит душу, а тело, регалии, изъяны, совершенные ошибки будут для него только формами. Тогда груди вернётся её право быть просто грудью. Не объектом.
Однажды женщина захочет родить, её тело сотворит ребёнка из самое себя и семян, которые уместились бы в ладонь. Это будет не похожий ни на что, чувственный и физический опыт. И маленький человек возьмёт грудь, крепко обхватив сосок горячим требовательным ртом. И снова пойдёт всё сначала — две железы перестанут на время принадлежать женщине, они будто бы станут отдельной частью. Иногда это будет раздражать, в некоторые дни приносить боль, в другие — умиротворение, удовольствие, в третьи — отрывать сон по кусочкам. И за этими кормлениями будут не съеденные соски, не укусы прорезывающимися зубами, не набухшие и твердые от молока железы, а переживания о потерянной себе, желания спокойствия и радостей своему ребёнку, такому родному, такому любимому, сколько бы боли он не причинил. Кормящая грудью женщина почувствует себя чем-то другим, и снова ей придёт пройти путь к тому, чтобы возвратить себя себе. И если детей будет несколько, то такой путь придётся пройти не раз.
Ну а что же те из нас, кто не кормил грудью? О, им не избежать тех взглядов и судачеств, которые делают их собственную грудь предметом обсуждения. Бесцеремонные люди обыденными движениями разговорных конструкций будут стягивать с неё лифчик снова и снова. Стыдить, осуждать, снисходить, в общем, лезть туда, где им не место.
И что же, придёт время, когда тело женщины перестанет интересовать общество. Когда сама женщина превратится в функцию и созерцание и тоже перестанет интересовать общество. Тогда обвисшая грудь будет напоминанием о девичьей неуверенности, беззащитности, очаровании мира по праву рождения, о том женском опыте, который у нее был. И всё это — воспоминания и новые переживания, осознания физического опыта и его принятие — снова будет не о груди самой, и не о лифчике, а о душе, которая спрятана за ним.