23 марта 2021

Мой маленький Йони, или История про лингвистический прорыв

Родители его, израильтяне, не могли нанять ему опытную, а значит, высокооплачиваемую, няню, а за низкую оплату никто не хотел к ним идти...
Мой маленький Йони, или История про лингвистический прорыв
6505

Израильские дети очень непосредственны в поведении, и, как правило, хорошенькие до невозможности! Сияющие глазенки, хитрющие мордашки, эдакий «цветник» предстает глазам человека, решившего прогуляться по небольшому скверику, основными посетителями которого являются няни с детьми.

Среди этого яркого и шумного многолюдья неожиданно выделяется бледным пятном грустное, с отрешенным взглядом, детское личико, в глазках которого не видно интереса к окружающему миру – это мой Йонатан…

Точнее, это Йонатан, мой подопечный, ведь я работаю няней… Родители его, израильтяне, не могли нанять ему опытную, а значит, высокооплачиваемую, няню, а за низкую оплату никто не хотел к ним идти – ребенок был очень болезненный на вид, заторможенный. В десять месяцев выглядел на пять, плохо ел и имел массу неврологических проблем.

Его папа и мама были преподавателями университета и очень дорожили своей работой, оставаться с ребенком не могли. Вот и пришлось им рискнуть и взять на работу меня, молоденькую репатриантку, почти «без языка» и совсем без опыта. Рисковали они, но рисковала и я – очень страшно мне было брать такого сложного малыша, я ужасно боялась, что не справлюсь с ним, болезненным и хилым…

Ночью мне снились сны, что я его роняю, и наяву я очень крепко его держала – он был такой хлипкий и вялый! Через неделю после начала моей работы вся семья заболела гриппом, после всех заболел и Йони. Выхаживала его я, и мое сердце «прикипело» к нему. По его выздоровлении все рвение и начатки знаний по психологии и педагогике я стала применять для того, чтобы «вытянуть» Йони из его привычного, грустного и безразличного ко всему состояния. Мне просто было его очень жалко!

Я постоянно разговаривала с малышом, показывала ему разные игрушки, предметы обстановки, обращала его внимание на явления природы, называя все вслух. Пытаясь помочь ему, я помогала и себе — как ребенок, познавала язык с «азов». Учила песенки, разыгрывала перед ним сценки из солдатиков или кукол — в общем, сама наслаждалась сердечным общением с малышом, чувствуя себя не прислугой, а почти что членом семьи.

Не знаю, что тому причиной, естественное ли течение каких-то процессов в организме ребенка, мои ли усилия дали плоды, а может и то и другое возымело действие, но вскоре Йонатан стал заметно меняться. Впервые в жизни он улыбнулся, когда ему был год и месяц. Я как раз шла по улице, он сидел в коляске. К нам подошла его прежняя няня, молодая и улыбчивая израильтянка (она проработала с ним три месяца, затем ушла в декрет), перемолвилась со мной парой слов и вдруг воскликнула в удивлении:

— Смотри, он улыбается!

Йони смотрел на облака, и на губах его гуляла легкая полуулыбка.

— Первый раз вижу, что он улыбнулся! – не унималась девушка. Эта улыбка не была случайной. Йони начал улыбаться близким людям, смеяться над любимым мультиком про пингвиненка, в общем, начал радоваться жизни! Вскоре его мама сказала мне:

— Я не должна тебе этого говорить, но мы благодарны тебе. Ведь Йони впервые в жизни улыбнулся, лишь когда ты начала с ним заниматься!

Не помню, что я ответила, но про себя подумала: «А почему «не должна говорить»? Боится, что я возгоржусь, что ли? Ведь если знаешь, что тебя ценят, еще больше стараться будешь!» Прошло чуть больше года. За малыша я уже не так сильно беспокоилась, ребенок явно физически и психологически укрепился, перестал «закатываться» в плаче, шустро бегал — очень смешно, как Чарли Чаплин, носками наружу. Он пока не говорил предложениями, только некоторые слова, хотя все понимал. Этим мы с ним были похожи – как часто я не могла выразить свои чувства или высказать свое мнение, ограниченная слабым словарным запасом! Болтливая от природы, только в Израиле я научилась молчать…

Как-то вечером я везла Йонатана на коляске в соседний дом, в гости к бабушке, рядом шагала его сестренка пяти лет. Навстречу нам шла женщина с собакой на поводке.

— Смотри, Йони, какая большая собака! – сказала я малышу.

— А кто это, девочка или мальчик, не знаешь? – хитро прищурилась сестренка.

И не утерпев, добавила: «А я знаю, это мальчик – видишь, у него такой большой «буль–буль».

Я согласилась с просвещенным ребенком, и мы проследовали дальше. У подъезда мы позвонили в домофон, бабушка нам открыла, мы зашли, сели в лифт и поехали на седьмой этаж. Надо сказать, что в доме, населенном достаточно состоятельной публикой, почему-то был лифт «допотопных времен» — ехала кабина, а дверь оставалась неподвижной. Бабушка сетовала, что жители давно писали запросы о замене лифта на современный и безопасный, но пока ответа не было.

И вот, держа коляску за ручки, я вдруг заметила, что колесо коляски затягивает между кабиной и дверью. В коляске дремал Йони, он был пристегнут – последнее время ему нравилось самому застегивать ремень. Замок давно уже «заедал» и расстегивался с трудом, но в этот момент мне удалось вырвать ремень из коляски и выхватить малыша из нее. И вовремя – колесо во мгновение ока затянуло полностью, почти до самого сиденья. Страшно подумать, если бы я не успела схватить ребенка… Лифт встал между этажами. Мы оказались заперты с детьми в кабине. Снаружи поднялся шум. Начали стучать по двери лифта.

— Ирит, вы живы? Что случилось? – услышали мы срывающийся голос бабушки.

— Колесо застряло между дверью и лифтом! – крикнула я, и добавила, — но дети в порядке!

— Я боюсь! – закричала девочка, и начала плакать. – Я хочу выйти отсюда!

Глядя на нее, заревел и Йони. Во мне поднималась паника, но тут вдруг я овладела собой:

— Деточки мои, успокойтесь! – кажется, у меня получилось сказать это весело, – скоро нам откроют двери, а сейчас, смотрите, что у меня есть! И, усевшись на пол, держа на коленях Йони, я похлопала рукой по полу, приглашая сесть его сестренку.

— Раз! – и я достала из сумочки набор фломастеров, которые только сегодня купили малышу, и мама просила отнести их к бабушке

— Два! – и из сумки появились цветные мелки, игрушки, которые мы возили на каждую прогулку. Там же оказалась тетрадка, в которую я записывала непонятные слова на иврите, чтоб посмотреть их значение в словаре.

— Три! – и я достала два больших леденца, обещанные детям после ужина у бабушки. Какое счастье, что все это оказалось в моей сумке в тот момент! Я стала занимать детей, рисуя различные фигурки и сопровождая рисунки сказочными историями. Потом мы стали разыгрывать сценки с игрушками, девочка быстро увлеклась и стала говорить за кукол, я со всем энтузиазмом подыгрывала ей, а Йонатан даже захохотал, хлопая в ладоши. Все знания детского фольклора на иврите всплыли, точнее, вспыхнули у меня в памяти в этом лифте! Периодически бабушка стучала в дверь и спрашивала:

— Ирит, как дела?

— Все хорошо! – радостно и громко отвечала я, — мы тут рисуем и играем!

Лучше бы она не стучала – тогда дети отвлекались от игры и начинали хныкать, желая выйти, а я рассказывала им, что вот-вот к нам приедет большая машина, на которой едут смелые и храбрые спасатели, они похвалят нас и попросят у нас рисунки! А давайте-ка я вам нарисую этих спасателей? И дети с интересом смотрели, как я рисую одного «спасателя» за другим, рисую их машину, дорогу с деревьями по сторонам и еще всякую всячину…

Мы так увлеклись творчеством, что дверь лифта открылась совсем неожиданно для нас. Наверху стояла заплаканная бабушка, взволнованные соседи и сам «спасатель» — крепкий мужчина в форме. Бабушка прижала ладонь к губам, секунду они все смотрели на открывшуюся им картину — няня и дети сидят на полу, торчат ручки перекореженной коляски, а весь пол усыпан игрушками и изрисованными листами бумаги.

— Молодцы! – с чувством воскликнул спасатель и протянул руки, — давай-ка сюда детей! Я вскочила на ноги и подала ему сперва Йони, потом его сестренку. Выход из лифта был на уровне моей груди, и меня вытащили за руки. Все сгрудились вокруг нас на площадке. Бабушка целовала малыша, подхватив его на руки, потом прижала к себе внучку:

— Слава Богу, Слава Богу! – твердила она и, подняв на меня заплаканные глаза, произнесла: » Ирит, ты такая молодец, заняла детей! Вы просидели там почти час! Эта служба по лифтам такая нерасторопная! »

Тут маленький Йонатан повернул к себе бабушкино лицо и четко и звонко сказал свое первое в жизни связное предложение:

— Баба, мы видели собаку, у него такой большой «буль-буль»! Сказать, что бабушка растерялась – значит, ничего не сказать. В следующую секунду она опять начала плакать и смеяться одновременно. Заплакала и я – только сейчас я действительно испугалась, увидев перекореженную коляску, вытащенную из лифта.

« А если бы туда затянуло ножки малыша?» — пришла мысль, и ясно увидев, что могло произойти, я похолодела, ноги подогнулись. Я опустилась на пол. А снизу уже поднималась мама детей, ни о чем не подозревавшая, и громко чертыхалась по поводу неработающего лифта…

После приключения в лифте Йонатан «раскрыл рот» и болтал без умолку, даже успел выучить несколько слов по-французски (его родителей пригласили работать во Францию, и они всей семьей учили язык). Его бабушка, ранее относившаяся ко мне прохладно, после произошедшего прониклась к смелой няне полным доверием и после отъезда детей иногда приглашала в гости, чтобы угостить чаем и рассказать об их жизни за границей. Я с интересом слушала и неплохо поддерживала беседу, ведь в моем сознании тоже произошел лингвистический «прорыв»!

Через год я вернулась в Россию. Прошло 15 лет, я нашла Йонатана в одной из социальных сетей. Мой воспитанник вырос, возмужал, и у него чудесная улыбка. Он служит в Армии Обороны Израиля, и я очень рада, что у «моего» Йони, похоже, все хорошо!