Кажется, в древней Греции был отдельный бог, покровительствовавший зеленым побегам, молочной травке, – всей новорожденной флоре. Июль для него – время горевания, он потерял всех своих детей. Бог сидит посреди театра теней, который устроили ему в утешение широкие листья инжира, и плачет сухими горячими бесслезными глазами.
– Какой-то анчоус у вас вялый, слабый, – сомневается госпожа Ариадна Пипику, пристально вглядываясь в прилавок.
Мина бросается на защиту анчоуса:
– Понимаете, сейчас то солнце, то луна! А ведь анчоус нежный. Ему и то, и другое – вредно.
Сардины выглядят бодрее.
– Взвесь мне килограмм анчоуса, – внезапно решает госпожа Ариадна Пипику.
– Почему? – удивляется ее муж, господин Филипп Пипикос. – Ведь сардины лучше, ты сама говорила.
– Но и анчоус неплох. – возражает ему супруга. – жаль его, пропадет. И потом – каждый раз делать лучшее, сил на жизнь не хватит. Иногда можно делать что-то просто хорошо.
– Что купила? – госпожа Электра заглядывает в тележку соседки, госпожи Фотини.
– Ничего особенного. Два арбуза из Фив, помидоры из Трикалы… Продавец сказал, что его бахча теперь работает только на Аттику, заграницу ему не поднять – все арбузы должны быть больше 10 кг. А мне 10 кг не поднять, так что, слава Богу за все!
Господин Афанасий консультируется с зеленщиком Нектарием. Хочет с будущего года завести огород.
– Ты человек опытный, скажи мне, что посадить? Что вырастет в Агиос-Стефаносе?
Нектарий берет сигарету одной рукой, закрашенной от запястья до плеча синей татуировкой. Другой чешет до половины подбритый затылок. Борода у него длинная, до пупка, как у старика Хоттабыча, только черная. Лицо закрывают плотные солнечные очки.
– Не ожидай от помидоров многого! – тоном пророка изрекает он. – счастливее всего у вас живут деревья: черешня, вишня, абрикос, груша…
Прокопий с утра сидит на деревянном ящике, не двигаясь, как будто он Прометей и прибит к скале.
– Сардина-мама! – зазывает он, не вставая, – сардина-мама! То есть, мама она не для нас, – поднимает он в небо уточняющий палец, – мама она – для жаровни и углей.
– Вишня, последняя вишня, – вопит зеленщик Адонис. – Два килограмма за три евро!
– Мне один килограмм за два евро, – просит госпожа Ариадна.
– Но ведь выгоднее два килограмма за три! – удивляется Адонис.
– Понимаете, с двумя килограммами больше хлопот, – поясняет госпожа Ариадна.
– Никогда не понимал женщин и их логику. – жалуется Адонис господину Филиппу, который молчит и кротко держит сумки.
– Угощайтесь черешней.
– Спасибо, – отказывается Ариадна.
– Да мне не нужно, чтобы вы купили. Мне нужно, чтобы вы ее попробовали!
У Нектария странные огурцы: свеже-салатового цвета, ребристые. Издалека они больше напоминают кабачки.
– Что это за сорт такой? Чем отличаются от обычных? – допытывается госпожа Фотини.
– Чем отличаются? Они лучше! – отвечает Нектарий…
Прокопий по-прежнему сидит на ящике. С ним друзья и единомышленники. Вокруг них пузырится, переливается и дрожит дымная знойная майя; электрический грохот цикад приходится перекрикивать.
– Что ты хочешь? – спрашивает меня Прокопий. – Возьми рыбу-соль. Свежая, и редко бывает.
– Да, но она дорогая. А я уже потратилась.
Прокопий смотрит на меня, как евангельский отец на возвратившегося блудного сына: с нежностью и упреком.– Бери. Деньги принесешь, когда сможешь. Ты же не иностранка!
Обильная чадолюбивая земля, где не чувствуешь себя ни прохожим, ни иностранцем. Ты вечный ребенок, блудный сын, которого, как бы бестолков и неудачлив ты ни был, здесь будут ждать защита и прощение.