Довольно часто люди не понимают, чем отличаются социальные науки от псевдонауки или ненауки, и как вообще можно изучать такую изменчивую вещь, как общество.
Или они читают популярные размышления психологов и думают, что это и есть психология (нет, это размышления практикующих специалистов и популяризаторов), а значит, она - царство субъективизма и наблюдений отдельных людей. Но это, конечно, не так. Как размышления инженеров о преимуществах двигателя автомобиля одной марки над двигателем другой марки не являются сутью физики.
Поэтому давайте сегодня попробуем рассмотреть в качестве примера развития научного знания детско-родительские отношения.
Если вы помните (а если не помните, я расскажу) у нас в западной концепции с семнадцатого века идёт спор: ребенок - это табула раса, и все зависит от социума, или же все предопределено, и ребенок рождается уже каким-то.
Эксперименты на эту тему разнились: одни не разговаривали с детьми и смотрели, на каком языке они заговорят, другие разделяли близнецов и смотрели, что получится.
И в первых экспериментах мы видим, помимо теорий, ещё и отношение к ребенку: он собственность (короля или родителей), его мнение не учитывается. Умер (в эксперименте, где с детьми не разговаривали, они умирали) - ну и что. Не жалко.
В ходе двадцатого века изменились не только теории, но и подход к детям: если в начале века благоприятность родительских стратегий рассматривалась относительно того, каким гражданином вырос этот ребенок и насколько полезен обществу, то сейчас - насколько хорошо от этих стратегий самому ребенку.
Учёные проводили исследования и накапливали данные: как растут сиблинги, если один из них живёт с проблемными биологическими родителями, а другой - был усыновлен в благоприятную семью, как растут дети преступников в разных условиях, что происходит, если бить детей, что - если их игнорировать. В двух словах не пересказать - этих исследований тысячи и тысячи, каждый аспект - генетический, социальный, индивидуальное развитие и влияние семьи - рассматривались и исследовались как вместе, так и раздельно.
К середине двадцатого века появилась первичная общая классификация родительских стилей (ученые сначала называли их по-разному, потом договорились о классификациях и описаниях). В шестидесятых годах появилась концепция Дианы Бомрид о позитивном контроле и семейном стиле как климате.
Затем в конце семидесятых-начале восьмидесятых появились Маккоби и Мартин и добавили в эту концепцию ответственность и вовлеченность. Одновременно с ними Эйнсворт развивала теорию привязанности, и к девяностым годам накопилась наконец база по генетике и врождённым особенностям детей, что сформировало окончательно современную теорию "bidirectional" - двунаправленности (да, научный мир с девяностых годов использует именно ее, а не теорию привязанности): ребенок привязывается к опекунам, и их стиль воспитания важен, но и стиль воспитания зависит от того, какой у нас ребенок (то есть - какая у него нервная система и темперамент).
Все? Нет! Помимо повышения ценности ребенка в обществе шли и другие процессы, в том числе борьба за права женщин. С конца девяностых появилась и тема ценности жизни матери, работы по исследованию родительского стресса, а также такая штука как вовлечённость и стиль воспитания второго опекуна (Бомрид, Эйнсворт и Макоби и Мартин говорили не о стиле воспитания в семье, а о стиле матери!), а также роль государства и комьюнити.
Итого - от чистой доски, на которой общество пишет все, что хочет, или от заранее сформированного существа, которое само реализуется по врождённой программе, мы пришли к концепции динамической системы, где все части важны и влияют друг на друга: в нее входит и генетика, и влияние родителей, и социум, и жизненный путь человека - его личное участие в своей судьбе. И теперь мы более или менее представляем, как именно все работает в современной системе. Но эта система не статична и будет продолжать меняться.
Но все это было наукой, потому что:
- Строилось на естественных предпосылках и объясняло события с точки зрения уже имеющихся данных из других наук, то есть мы, например, не придумываем альтернативную генетику, а пользуемся той, что есть;
- Работало по принципу "есть теория - мы ее проверяем" - все научные работы содержат практическое исследование. И в современном мире даже маленькие исследования можно объединить в большое с помощью мета-анализа, то есть тот текст, который написан в этом посте - это выжимка столетия труда множества людей, каждый из которых отвечал на конкретный вопрос;
- Устаревшие концепции и факты не обесценивались и не выбрасывались - они являются фундаментом и основанием новых исследований;
- Если гипотеза не подтверждалась, информация об этом не обесценивала психологию и не говорила "мы ничего не знаем", наоборот, мы узнавали новое (например, не подтвердилась гипотеза о передаче стиля воспитания в семье).
В психологии, конечно, были и неудачные эксперименты и фальсификации, например, эксперимент с зефирками или тюремный эксперимент. Но это - капли в море.
Был целый ряд удачных (я приведу только два, но их, конечно, десятки тысяч), например, знаменитый эксперимент с двумя котятами, в котором оба получали одинаковый визуальный опыт, но второй - ещё и сенсорный - и развитие у них было разным (эксперимент хелденхейна). Или эксперимент с ультракратковременной памятью - сейчас мы все знаем, что память бывает долговременная, кратковременная и ультракратковременная. А когда-то это было только гипотезой, и эту память никак нельзя было увидеть и пощупать, пока один из психологов не придумал эксперимент с цифровыми ячейками (эксперимент Стернберга). Последний - в том числе - важен для той системы обработки и использования данных, которыми мы пользуемся в современных средствах обработки информации. Ну и в целом когнитивисты, конечно, приняли и принимают значительное участие в разработке искусственного интеллекта.
Каждый из этих экспериментов остаётся в науке, никто из учёных не начинает свою работу с нуля - наоборот, люди читают и читают работы друг друга. В этом суть: это не фантазии, не метафоры, не случайные обрывки информации и не чувственный опыт одного человека - это огромное структурированное поле, где есть систематизация и защита от дурака и фальсификации.
И психологи не работают с такими вещами как телекинез или чтение мыслей не потому, что им запрещают, а потому что на выявление этих способностей работали сотни специалистов (особенно это было модно в шестидесятых и - извините - в нацистской Германии), и никому не удалось их обнаружить. Есть довольно много исследований на эту тему.
Зато удалось описать, почему людям кажется, что у них есть такие способности.
Мы не опираемся на "древнее знание востока" потому, что есть современное знание востока и запада, и оно грандиознее, масштабнее, удобнее и полезнее.
Завершаясь: научное мышление отличается от ненаучного не тем, что мы считаем, что то, чего мы не знаем, не существует. Нет.
Учёные, видя развитие наук, гипотез и теорий как никто другой захвачены исследованием и познанием неизвестного.
Но это неизвестное не является сакральным или волшебным, в то время как магическое мышление размывает границы и использует принцип "если вы не знаете точно, значит, возможно все". Научное мышление использует принцип "мы не знаем всего, но кое-что нам известно, и на это можно и нужно опираться, и скоро мы будем знать ещё больше". Никакие ошибки не являются в науке тотально-обесценивающими или фатальными - наоборот, они являются естественным продолжением поиска, открытий и любопытства.
Я обожаю науку именно потому, что она волшебнее любой магии, о которой я читала. И может точно больше.