У каждого майского утра – своя музыка. Фортепианные струны ветра.
Вокал дроздов. Хор рассаживается на провода: все одинаковые, молодые, одетые в церковно-черное; по невидимому дирижерскому взмаху начинают протыкать тонкими иголками контртеноровых голосов слежавшийся за ночь воздух.
Рыбники обсуждают повестку: на днях было суперлуние, следовательно, маленькой рыбы почти нет. Она боится луны. Впрочем, нынешняя рыбная номенклатура не отстает, насыщает глаз, как полотна Рембрандта: темно-рубиновые срубы тунца, сияющие дорады, натянутые хвостиком вверх, как боевые луки; ряды золотисто-парчовых пагров, перламутровые лопасти ската.
– Лангустины любят розовое вино: оно им подходит не только по цвету, но и по вкусу, – просвещает Мина покупателя.
Мимо проходит пара, муж и жена, из наших эмигрантов, так называемых “русскоговорящих”.
– Совершенно нечего купить на обед! – замечает жена мужу.
В памяти всплывает Пушкин, которому его приятель Шереметев горько жаловался во времена оны: “Худо, брат, жить в Париже: есть нечего; черного хлеба не допросишься!”
Молодой чеснок – размером с кулачок ребенка, такой же матово-белый, гладкий. Дети интересуются новинками: на рынке впервые появилась мушмула и дыни.
– Купи дыньку, – просит мальчик маму.
– Еще не сезон, – строго отвечает мама-гречанка. – Дыни едят летом.
Мальчик пожимает плечами и бормочет себе под нос:
– И что? Сейчас уже полулето!
Акации (“акакиес” по-гречески, Акакий Акакиевич, милый, заслужил в Греции свой новый ренессанс) распыляют облака сладкого французского парфюма, осыпая наш грешный мир невинными бесшумными лепестками.
Прокопий, как из сказки вынырнул: руки по локоть в чешуином серебре, ноги по колено в золоте молодежных кроссовок.
На его прилавке – рыба, стакан белого вина, зеленые эгинские фисташки с в розовой скорлупе.
Стряхивает лед с рыбы:
– Возьмите мадам скорее! Она без нижнего белья!
Уже два часа дня, дистанции на рынке достигли наконец санитарной нормы.
Агора пустеет, но шоу Прокопия продолжается:
– Я, я, я знаю самую лучшую диету! – вопит Прокопий, дальновидно привлекая доминирующую целевую аудиторию, – Сплю, вместо того, чтобы есть И! Девочки! Она единственная меня никогда не подвела!
Интимным шепотом проинструктировал совсем юную девицу, купившую у него лаврака:
– Старую любовь можно победить только новой любовью. Запомни на всю жизнь, милая.
– Пью за здоровье следующей покупательницы! – Прокопий подмигивает без разбору всем прохожим женщинам, поднимая свой стакан с вином. – Кстати. Я больше не пью виски! Потому что если я пью виски, после меня остается хаос!
...Манолис покачивается мягко, как будто его прибивает к берегу ласковая критская летняя волна.
– Покупайте лук! – нежно выговаривает он, любуясь каждой луковицей. – Он такой хороший, сладкий... Это не еда.. Это – панорама! Его можно не есть, им можно любоваться!
Госпожа Электра пришла на рынок со своим Бруно, кобелем породы мастино неаполитано. У Бруно в углу рта торчит палочка слюны, белая, твердая, мужественная, как сигарета.
– Я забочусь о здоровье, – говорит Электра, набирая в пакет брокколи, цветную капусту и шпинат. – Снимаю маску только для того, чтоб покурить!
– Христос воскресе, – кричит Нектариос.
– Что-то поздно ты вспомнил. – поддевает его Прокопий.
– Отнюдь. Вы все еще мне скажете спасибо. Ведь это я для вас придерживаю время!