Автор: Леся Власова, источник: проект для родителей Нет, это нормально
Фотография: Ксения Фоломкина
Мы часто говорим детям то, что сами слышали от своих родителей — как плохое, так и хорошее. Высшей формой похвалы в нашем детстве считались слова «молодец» и «умница» (особенно «умничка», помните?). Но сегодня нам надо постараться и найти другие формы выражения одобрения в адрес наших детей. Леля Власенко объясняет, почему.
Только этого, конечно, всем нам — родителям — не хватало, но: называть ребенка молодцом и умницей может быть опасно для его здоровья. И нашего тоже.
Мы начинаем говорить с младенцем, но сначала ему интереснее голос и интонации, чем содержание. Это то потрясающее время, когда можно нежно читать вслух Буковски и Кинга, а он просто будет радоваться звукам. А разговоры над колыбелью с друзьями — о, вот она, утопия, истинная бесцензурная речь: неограниченный список тем, гиперреализм, секс, мат, рок-н-ролл, сплетни, интимные подробности, артхаус и, конечно, музеи и Жан Бодрийяр.
Но вот ребенок растет и начинает пытаться называть вещи своими именами. Он понимает нас, а мы понимаем, что базар нужно фильтровать. И фильтруем вполне успешно — цензуре подвергается почти все — все, кроме похвалы в виде «молодца» и «умницы».
Ругательства намного легче сдерживаются нашей внутренней цензурой, потому что это очевидное зло, а хвалебные ярлыки — суверенное, это зло под видом добра. Пытаешься приободрить, а на самом деле судишь и запускаешь какую-то неадекватную, чужую, официозную модель поведения и мышления.
Мы просто не понимаем опасности этих слов, они вбиты в наше подсознание как положительные и обязательные характеристики, и срываются с языка. Ведь все мы — в какой-то степени постсоветские молодцы и умницы. Нас воспитывали — родители, учителя, врачи, близкие, массовая культура — в парадигме соответствия этому статусу или одной из его вариаций: «хорошая девочка (мальчик)», помощница, защитник, etc. На нас вешали ярлык, и мы невольно, но неизбежно теряли бесконечность своей свободы: свободы быть собой и искать себя, нащупывая, прислушиваясь, ошибаясь, упорствуя, не понимая, расстраиваясь, нервничая, танцуя на столе, — в общем, реагируя честно на жизнь и само ощущение себя живым. Нас учили реагировать не честно, а так, как отреагировали бы некие умница и молодец, — а иначе мы становились не пойми кем (и это было страшно, в этом непривычном отсутствии статуса было одиноко). Как минимум, вне «умницы/ молодца» мы превращались в кого-то, кого не принимали, не одобряли, кто не заслуживал поддержки. В нас воспитывали рефлекс, при котором ярлык был наградой за набор действий и слов, и мы тренировались, как чертовы морские свинки, без воли и вопроса, потому что иначе мы получали или другие ярлыки — ругательные: дура/ дурак, хулиган, — или, что бывало даже чаще, мы не получали той дозы любви, за проявление которой принимали «умницу» и «молодца». О, нас хорошенько подсадили на эти дозы, — потребность в этих ярлыках сохранилась, произносить их впоследствии стал уже внутренний голос, а затем родились дети, и подсознательные хвалебные ярлыки принялись вырываться наружу, чтобы воссоздавать новые поколения послушных умниц и молодцов.
Эти слова-штампы вылетают из нас, когда мы хотим похвалить детей, несмотря на все те книжки статьи, которые мы читали. Ведь сколько раз ведущие психологи и педагоги писали: хвалим — действия, так мы стимулируем ребенка, а не судим и не ограничиваем его. Мне нравится, как ты нарисовал-поднял-принес-произнес; ты так здорово спел; у тебя получилось прекрасное существо из пластилина; вот же круто ты подпрыгнул и шикарно ты помог.
Все те, кто винит себя за то, что выругался при ребенке матом (не на него, разумеется, а на ситуацию, к нему не имеющую отношения, потому что она в тот момент была именно такой вот, и никакой иной) — это, конечно, едва ли нужно превращать в традицию, но это не стоит столь же интенсивной рефлексии, какой стоят эти «молодцы» и «умницы», потому что это честно, а «молодец» и «умница» — это лукавство и насилие. Ограничивать горизонт ребенка, его веру в себя, свободу его воображения ярлыком — это насилие, да.
Потому что вместо вопросов «чего я хочу?», «мне это вообще интересно?», «меня не дурят?» в детской голове все чаще звучит «а меня назовут умницей?», «а если я сделаю так, я буду молодцом?» Хвалебные ярлыки смещают точку отсчета, сделав соответствие довольно абстрактному, скучному и созданному для удобства взрослых статусу приоритетом, — и вытесняют с приоритетного пьедестала чуткость к собственным мечтам, желаниям и ощущениям. К тому, проще говоря, что быть нужно не умницей, не молодцом, а собой, — и что этого достаточно. Этого достаточно нашим детям, этого достаточно нам. Достаточно для того, чтобы чувствовать себя безусловно любимыми и заслуживающими счастье. (Чертово подсознание, даже писать это трудно, не то что ощущать, но за эту свободу стоит бороться!)
Есть к хвалебным ярлыкам и гендерные, и стилистические претензии: умница, значит, у вас хорошо, а умник — и это выдающаяся, кстати, характеристика русского языка, — это лох. А «молодец» и вовсе какой-то лубочный, молодец-удалец, «ай, молодца», ну и только в мужском роде, конечно же.
Несколько месяцев боролась я с одним из последствий интенсивного общения четырехлетней дочери с родственниками. «Скажи, что я умница, мам», - просила она меня, потому что ее осыпали этими ярлыками, этими дешевыми подделками внимательности к ней, радости за нее и гордости за ее достижения. Моя борьба сводилась к искренним словам восхищения, я искала и находила, как могла, способ сообщить ей, что она свободная, счастливая, храбрая и чуткая панк-принцесса, которая делает и говорит потрясающие вещи и у которой впереди все, что она только пожелает претворить в жизнь. Я — это я, сказала она в какой-то момент с улыбкой.
Классно мы с тобой вчера поболтали, подумала я, как две не умницы. Я тебя старалась освободить, а ты освобождала меня.