АВТОР: ЕКАТЕРИНА ВОЛОШИНА
ФОТОГРАФИЯ: ЛЕНА КАПЛЕВСКА
Вот еще про расизм хотела рассказать, точнее, про расовость, или различение рас — не знаю даже, как назвать правильно.
До переезда в Алабаму дети жили полгода в Пенсильвании, в Питтсбурге — очень «белый» штат и очень «белый» город. В нашем прекрасном Мобиле афроамериканцев около 60%, это ЮГ.
Дети поначалу удивлялись. Чернокожие люди для них были экзотикой, вроде людей с зеленой кожей или оранжевой — они просто впервые увидели людей другого цвета. Марк вопрошал: почему вокруг так много черноватых, слава богу, что по-русски спрашивал, английский у них поначалу был плохой.
Дина вообще вела себя как заядлая расистка, говорила, что коричневые люди некрасивые, она с ними дружить не планирует, а вот белые — они красавы, особенно, если с белыми волосами. Я говорила, ну камон, доня, мы же смотрели клипы с Рианной и Бейонсе, они очень красивые! Дина говорила: ну ок, Бейонсе и Рианна не коричневые, они светло-коричневые, и это были не просто опасные высказывания, но еще и дурацкие и несправедливые.
Я понимала, что это не расизм как таковой, они просто привыкли к людям с белой кожей, и кожа темная — ну это, как вдруг ты на прогулке увидишь собаку с пятью лапами или дерево, на котором растут кирпичи вместо апельсинов.
Я просто рассказывала Марку и Дине, что самое важное в дружбе — это когда тебе с человеком хорошо, смешно и интересно. Даже если у него морковка на голове растет вместо волос.
Вот прямо так и повторяла бесконечно:
— Тебе с человеком должно быть:
— хорошо;
— смешно;
— интересно.
А потом мои дети поучились в алабамской школе. В школе, где и дети, и учителя — белые, черные, оливковые, желтые, красные. И через пару месяцев все стало по-другому. У Марка и Дины на цвет кожи наступила просто баннерная слепота, они расу вообще не воспринимают как человеческий признак.
Дина говорит:
— Бруклин такая славная девочка, я ей дала свою сырную палочку, а она меня печенькой угостила.
Я спрашиваю:
— Бруклин, она какая?
— Ну она классная, — говорит Дина, — у нее рюкзак такой блестящий, мама, купи мне такой некст йиэр, ладно?
Марк говорит:
— Давай мы Элайджу пригласим домой, он хочет поиграть в мой Нинтендо.
— А кто такой Элайджа, вопрошаю я, он тебе нравится?
Марк вздыхает:
— Ну он лучше меня по математике, но по чтению я, конечно, лучше него (и это правда, Марк по чтению лучше всех в классе и вообще первый среди второклашек).
И Бруклин, и Элайджа ни разу не белые, но сейчас мои дети этого не видят, точнее, не воспринимают.
На гимнастике, на плавании, в парках, на детских вечеринках, в музеях, на днях рождения все наши дети играют, бесятся, тусят — вместе. Черные, оливковые, белые, желтые — вместе. Иногда ссорятся, а поводы для конфликтов серьезные, кто-то сок на кого-то разлил, а кто-то на ногу наступил и не извинился.
Когда я прихожу в школу на родительский обед или на церемонию награждения все Дино-Марковые одноклассники ко мне льнут, говорят:
— Привет, говорят, какое у тебя красивое платье!
Беатриси говорит:
— А я могу быть твоим другом?
Я говорю:
— Беатриси, какая честь для меня, зайка! Я буду счастлива быть твоим другом!
И я знаю, что мои дети страшно проницательные, умные, находчивые, мудрые. Но я чудовищно рада, что в этом самом расовом, национальном аспекте они абсолютно слепые.