АВТОР: ЕЛЕНА БЕЛОВА, МАМА И АВТОР КНИГИ МАТЬ-ЕХИДНА ЛУЧШЕ ВСЕХ. ЗАПИСКИ УБОРЩИЦЫ-ИНТЕЛЛЕКТУАЛКИ
ФОТОГРАФИЯ ALICJA BRODOWICZ
Последнее родительское собрание помимо обязательных денежных поборов принесло и приятный момент: творческие работы моего исключительно одарённого ребёнка были принародно признаны самыми удачными во всём классе.
— Ещё бы, с такой-то матерью, — нескромно подумала я, решив наконец-то расслабиться и предаться заслуженному отдыху от четырёхлетнего совместного выполнения домашних заданий.
И лишь только я стянула с носа виртуальные учительские очки и сбросила с плеч профессорскую мантию, намереваясь облачиться в традиционный безразмерный байковый халат домохозяйки, подпоясанный ситцевым фартучком в веселёнький цветок, как моя пятиклассница подкралась ко мне на цыпочках и ангельским голосом проворковала:
— Мама, мне нужно к завтрашнему дню написать сказку, чтобы её могли разыграть между собой ребята нашего класса.
Я похолодела. Воображаемый байковый халат внезапно оказался неубедительно зябким.
— Сказку в виде пьесы, как для театральной постановки? – уточнила я на всякий случай, в глубине души надеясь, что ребёнок слегка ошибся, и мы отделаемся лёгким испугом и простенькой двухстраничной историей про какую-нибудь царевну или крестьянскую внучку.
— Да! – торжественно произнесла будущая звезда отечественной драматургии. — Настоящую сказочную пьесу с множеством героев — людьми и животными.
Отец моего ребёнка с интересом прислушивался к нашему диалогу. Будучи безусловно натурой высокохудожественной и имея в анамнезе опыт сценических выступлений, наш папа весьма увлёкся идеей самодеятельного спектакля и внёс свежее предложение:
— Для начала можно не сочинять пьесу самим. Давайте возьмём готовое классическое произведение и попробуем его разыграть в лицах. Поймём смысл, разберёмся с мизансценами, поймаем драйв — одним словом, сами замахнёмся на Вильяма нашего Шекспира.
— Этот как? — уточнил несведущий ребёнок, законодательно лишённый возможности смотреть старые советские фильмы с грифом «до двенадцати лет».
— To be, or not to be? – блеснула в моём лице мать ребёнка познаниями в классической литературе и английском языке.
— Не надо буквально понимать мои слова, — осадил творческий пыл труппы режиссёр-самовыдвиженец. — Я предлагаю беспроигрышный вариант: русскую классическую драму. А ещё лучше — трагедию. «Борис Годунов»!
— Не хочу «Борис Годунов», — разволновался ребёнок, проходящий по программе литературы пятого класса «У Лукоморья дуб зелёный» и народные сказки про Чудо-Юдо.
— А зря! — колко бросил вошедший в раж режиссёр. – Там есть классная роль как раз для тебя. Марина Мнишек. Красавица-полячка.
Что ни говорите, а с красавицами-полячками в русской классической литературе дело всегда обстояло отлично, как у Александра Сергеевича, так и у Николая Васильевича. Чувствуя, что волей необъективного режиссёра мне уже уготовлено амплуа невзрачной русской женщины, я робко осведомилась о собственной роли в зарождающемся домашнем представлении.
— А ты будешь Пименом! – провозгласил человек, когда-то говоривший мне о своей любви. — Монахом!
Я от возмущения потеряла дар речи и неожиданно стала олицетворять собой народ. Который, как водится в знаменитой трагедии, должен безмолвствовать.
— А я буду Григорием! Тем более что я и на самом деле Григорий – и совсем не надо перевоплощаться. Будущим Самозванцем! Представь себе: келья в Чудовом монастыре. Ты завершаешь летопись – и тебе перевоплощаться не надо, ты у нас писательница. Я прошу тебя рассказать об убийстве Димитрия-царевича, и ты заново переживаешь печальные события. А потом вот так поводишь плечами и выразительно произносишь финальную фразу всей сцены в келье: подай костыль, Григорий! Здорово, правда?
Ночью мне снились монастыри, монахи, костыли, красавицы-полячки и оглушительный свист возмущённого плохой актёрской игрой зрительного зала, на деле оказавшийся звоном будильника. Проснувшись до рассвета, я неровной походкой обескураженного внезапным осознанием суровости бытия художника, непонятого и отвергнутого своими современниками, поковыляла в школу. Подкараулив в полутёмном лестничном пролёте учительницу литературы, я растерянно призналась ей в не сочинённой за ночь пьесе.
— Вы не переживайте, до Нового года время ещё есть — успеете написать, — успокоила меня классная руководительница моей доморощенной красавицы-полячки. — И я ведь не настаиваю на пьесе собственного сочинения: для постановки можно использовать любую готовую — ту, что понравится. Это Полина вызвалась непременно сочинять пьесу сама.