4 декабря 2017

Мне никак не притвориться равнодушной

Мне никак не притвориться равнодушной
97

.

АВТОР: ЕКАТЕРИНА ФЁДОРОВА

ФОТОГРАФИЯ: ЛЕНА КАПЛЕВСКА

— Когда же будет анчоус, — спрашиваю у Мины. — Уже вторую неделю в рыбный день — бубс, сколько можно.

Мина деликатно убирает руку с дымящейся сигаретой в сторону.

— Трудные времена настали для анчоуса, детка. – скорбно поджав губы, медленно произносит она, как бы погружаясь в тяжелые думы о судьбах анчоуса. — Вчера было полнолуние, со следующей недели обещают дожди, – а он всего этого ой не любит! Не выходит поиграть.

Старик ведет за руку внука вдоль прилавков. Учит его говорить: помидоры, брокколи, цветная капуста, шпинат. Скажи, малыш, брок-ко-ли! Вспомнила, как сто лет назад, на экскурсии в Китайском дворце в Ораниенбауме одна юная мама сказала, обращаясь к своему ребенку – крохотной такой козявочке, висящей у нее на груди в кенгуренке:

— Сыночек, скажи: де-сю-де-порт! Ну, повтори, зайка! Де-сю-де-порт!

Критянин Манолис, этот упитанный усатый пузан, торгующий помидорами, совсем распоясался. Он и раньше закусывал полнокровно – сыр, мясо, ракия, прямо рядом с торговлей, но сегодня превзошел сам себя. Перед ним высокая, как ель, бутылка кьянти, оплетенная соломкой, и обширная кастрюля. Он снимает с кастрюли крышку, достает горячее ягнячье ребрышко, перемещает его в рот, аккуратно возвращает крышку на место. Делает основательный глоток вина. («После такой пищи непременно нужно выпить, иначе на тот свет недолго отправиться. За этим здесь очень следят»).

— Приятного аппетита, — говорю ему, расплачиваясь за помидоры. – Как вы это все совмещаете.

— Другого выхода нет. — строго отрезает Манолис. – Голодный человек ни к чему не пригоден. Он даже плакать не может, не то, что работать!

Продавцы горлопанят оглушительно, заливисто, словно форейторы, разгоняющие семерку лошадей на бешеную скорость.- Даром отдаю, даром, — бия себя кулаком в сердце, надсаживается торговец рыбой, маленький коренастый мужичонка. – Пусть скажут, что я подлец, пусть скажут, что я гад, пусть вором меня назовут, (текст неожиданно вызревает в шансон), но верьте — я отдаю рыбу даром! Заргана по два евро за кило!

Возвращаюсь с рынка в веренице таких же, как и я людей, нагруженных сумками. Чтобы срезать, сворачиваю на платформу железнодорожной станции Агиос Стефанос. У идущего впереди мужчины рвется мешок, из него выкатывается крупное красное яблоко и падает на пути. Мы останавливаемся, смотрим вниз. Яблоко наливное, румяное и золотистое, не яблоко, а сказка Пушкина. Поезд придет только через час, платформа низкая.

— Достать вам его? – предлагаю.

— Вы знаете, нет. – отказывается он широким жестом. – Я бы его сам достал и подарил вам, как… как Парис Елене. Но…. как бы чего не вышло. Неприятные прецеденты уже были. Давайте притворимся равнодушными.

Каждый день записываю одно и то же: уличные сцены, быт, рынок, рутину, обиход, уклад, прозу, житейские мелочи. Всех этих ларов и пенатов, ангелов-хранителей будней, и остановиться не могу. Потому что мне никак не притвориться равнодушной.