Фото Melina Nastazia www.nastaziaphotography.com
У Вас бывает такое: уложишь детей, выходишь на кухню, а в ней среди, например, голого внезапно стола лежат три вишенки, оставленные ребенком. Он их показывал тебе сегодня, потому что сорвал на улице с дерева, крепко зажимая в кулачке как сокровище и чудо; совал под нос, да все как-то в спешке, невовремя, и вот теперь в доме звенящая тишина и эти три вишенки на столе, на которые смотришь, — сводят внутри что-то в судорогу — наверное, сердцевину души. Потому что в них — вся чистота твоего ребенка, вся невинность его, изначальность и весь твой родительский страх — исказить, ранить, заморозить, да и просто.
Вот просто — бывает у Вас такое — что лежит ребенком заботливо положенное у себя на полочке — блокнотик там с рецептами, ручка рядом, и днем — вы об этом общаетесь, ты диктуешь ему «3 яйца, 1 стакан муки», он спрашивает — а как сократить слово «стакан» — «ст.»? — и все нормально, но вечером, все в той же оголяющей тишине, когда одна остаешься-взрослая, этот же самый блокнот, на который бросишь взгляд, всю душу как за грудки возьмет да сожмет так, что дыхание перехватит. И почему-то хочется плакать и от нежности и почему-то от боли. Что в этой боли?
Я постоянно задаюсь этим вопросом — почему, когда сердце сжимается от поцелуя ребенка — одновременно еще и так щемяще больно?
Melina Nastazia www.nastaziaphotography.com
Мне иногда кажется, что именно этой боли не выносят те люди, что не хотят иметь детей. Не криков их, ни колик, ни проблем боятся они — а вот этого своего пронзительного ощущения, когда на тебя смотрит человек — недели отроду — не то синими глазами, не то зеленоватыми — и вдруг внезапно улыбнется тебе — так, будто узнал тебя, любит тебя, понимает все.
Что за встреча, что за контакт в ту секунду происходит? Северное сияние мифа о страшном суде. Доля секунды до того, как умрешь. Маленький ты, глядящий в будущее и чувствующий нить своей жизни. Встреча с собой истинным, как есть.
Марьяна Олейник, доула, мама четырех сыновей